Дварт знал, что это значит.

– Синее пламя. Процесс обратимый только в первую минуту – я успел. Если остановить во вторую минуту – повреждений двадцать процентов, если на третью – сорок… Продолжать?

«Ты опять все испортил…»

Но он не портил. Он пришел, чтобы наоборот…

Забилась на шее жила, хлынула изнутри тьма – почти такая же, как вчера.

– Я запрещаю тебе к ней приближаться в следующие семь дней.

Дварт давно не слышал от Начальника такого тона: не голос – хруст битого льда. В глазах – лазерная пушка размером с планету.

– Раскроешь рот, запрещу на год. Выбирай.

Дварт отступил назад. Почему-то не чувствовал ни собственных рук, ни ног, только исходящего пеной внутреннего зверя, которого сдерживал на цепи.

Хорошо.

Пусть будет семь дней.

Семь.

– Уносите, – махнул рукой Начальник.

Эру – бледную, с закрытыми глазами, все еще светящуюся синим, – вынесли из квартиры на носилках через портал.

*****

Любовь сделала его намного мягче. Эти руки, которые сейчас разминали плечи, это тихое дыхание и запах любимой женщины. Сидя в домашнем кресле, Дрейк млел. Не важно, Комиссионер ты или человек, не важно, из какого мира, времени и пространства – в любой жизни должна быть гавань. И этой гаванью стала для него Бернарда.

Разгар дня, ему время быть в Реакторе, но сейчас он хотел именно этого – ее нежных рук. Будь он прежним, таким, каким был до нее, сегодня спросил бы с Кайда по всей строгости, наказал бы жестче. Сейчас же только вздохнул. Не открывая глаз, произнес:

– Скажи, может, мне бейджик на грудь повесить?

– С именем?

– Нет. Написать на нем «Великий Нянь».

– А что случилось?

«Опять».

Точно, опять. Всегда случалось. Нет, он отнюдь не растерял былую жесткость, просто теперь понимал, что путь двоих к взаимной любви может быть сложным. Особенно, если эти двое уже не «дети» по развитию и бьются на самых высоких мощностях. Только успевай разнимать.

– Правда хочешь знать?

Она хотела. Каждую его мысль, каждую деталь, она давно дышала одним с ним воздухом.

– Конечно.

«Великий и Ужасный» притворно вздохнул.

– Все, как в твоих брузильских сериалах.

– Бразильских.

Ему нравилось, когда она его поправляла – ненавязчиво, легко. И когда так к нему прикасалась – напористо и одновременно осторожно. Дрейку никогда не требовался массаж, но прикосновения… он никогда ими не насытится.

– Только что разнял опять этих двоих – твою Эру и Кайда. Она пыталась сжечь себя синим пламенем.

– Что-о-о?!

Он когда-то пояснял Дине про этот процесс, теперь не стал на нем останавливаться.

– Да, я просил Кайда не приходить. Не сразу после того, как он разодрал ее на ментальные ошметки, пытаясь понять, каким образом доставил ее обратно из родного мира в другом теле.

Руки на плечах замерли. Дрейку нравилось дразнить, выдавая историю в обратном порядке.

– Эра… теперь в родном теле?

– Да. Видишь ли, она оскорбила этого идиота – не знаю, как и чем. Но Дварт от злости запустил ее в родной мир. Достал оттуда уже не Айрини, а Эру. Ошалел, попытался выяснить, откуда смена тела, ему дали отпор. Парень не сдержался – его процесс прервался, сильно ударил по мозгам. В общем, он ее… повредил, я – подлатал.

Бернарда забыла про массаж.

– Кажется, бразильские сериалы отдыхают…

– Что?

– Ничего. Мексиканские тоже. А что сейчас с Эрой? После «синего пламени»?

– А… Она не успела, я положил ее в сон на сутки. Кайду запретил допуск к ней на неделю. Пусть уймутся оба, пока своими искрами не пережгли мне все провода в Нордейле.

Ди окончательно притихла – пыталась переварить услышанное. Дрейк чувствовал, что она не может понять – то ли переживать за Эру, то ли злиться на Кайда.

– А ты знаешь, что она… его…

– Истинная пара? – Он не был бы Создателем этого мира, если бы чего-то не знал. – Конечно. И почему некоторым перед большой любовью требуется большая битва? Но все разрешено. Кто я такой, чтобы сильно мешать…

Разве что чуть-чуть…

Массаж продолжился – Начальник выдохнул в кресле с наслаждением. Как же приятно, когда тебя «мнут».

– А что случилось с настоящей Айрини?

Хороший вопрос. Он тоже просмотрел эти данные.

– Она умерла тогда на берегу, как и намеревалась. Эра, согласно новой ветке реальности, просто сняла пустующий дом. Эти двое теперь никогда, якобы, не встречались, хотя последняя память сохранила.

Гениально согласно настоящему меняется прошлое.

«Значит, Эра в родном теле… Кайд еще опомнится…»

Дрейк чувствовал текущие позади него мысли, как свои. Радовался их мягкости и мудрости – Бернарда научилась смотреть на вещи почти как он – отстраненно.

– Милые бранятся – только тешатся, – подвела она итог через минуту.

Вот и он думал так же. Только утомился подставлять подножки до того, как кто-то полетит в настоящую пропасть. Конечно, всё и всегда можно исправить, но некоторые вещи исправлять дольше. Ему же нравилось заниматься более интересными задачами.

Кажется, скоро он уснет под ее руками. А ведь даже еще не обедал.

– Накорми… мужа.

Попросил мягко. Пошутил. Конечно, сейчас он сам возьмет ее в ресторан, там они выберут лучшие блюда. Сейчас… только откроет глаза.

Процесс массажа сменился процессом оживленного раздумья – Дина нисколько не смутилась просьбе, наоборот, восприняла ее с энтузиазмом. Дрейку стало очень тепло.

– Ты посиди, – его поцеловали в макушку, – я скоро…

Да, посидит. Заодно попытается вспомнить, чмокали ли его когда-нибудь вот так… как сына? Удивительное чувство. Будто только что о нем позаботились с любовью, укрыли одеялом, сказали, что он – самый лучший.

Минута, другая, третья… Их прошло, кажется, пять. Или расслабился и задремал? Иногда можно.

Когда Дрейк открыл глаза, перед креслом стояла трехъярусная тележка из ресторана. А на ней около пятнадцати тарелок, накрытых выпуклыми серебристыми «куполами».

– Вот и наш обед, любимый. Все свежее, горячее. Приборы здесь…

Тележку подкатили к креслу; на колени постелили тканевую салфетку.

Он же… пошутил.

И вдруг ощутил, что сравняет за свою женщину любой мир. Или создаст не одну сотню новых.